Первое, с чем сталкивается исследователь, занявшийся проблемой революций - это неопределенность предмета. Специалисты не могут договориться не только об определении понятия революции, но и о том, можно ли считать революцию самостоятельным объектом анализа. В общем, это неудивительно. События, однозначно относимые к революционным, достаточно немногочисленны. Разные исследователи насчитывают во всей мировой истории от трех-четырех до десятка «бесспорных» революций. К тому же эти события происходили в столь различные времена и в столь различных экономических, политических и культурологических условиях, что схожесть происходивших процессов скорее вызывала удивление и недоумение, чем давала базу для научного анализа. В то же время известно множество явлений, которые близки к революциям, но по ряду признаков отличаются от «классических» случаев, причем подобных явлений насчитывается много больше, чем «бесспорных» революций.
Исследователи часто пытаются выйти из этой ситуации, либо подменяя революции более общими понятиями, такими как коллективное насилие, развал государства; либо разделяя случаи революционных ситуаций и результативных революций; либо, наконец, ограничивая свое исследование сопоставлением нескольких конкретных революций и отрицая возможность более глобальных обобщений. Подобные тенденции сейчас являются преобладающими, они отодвинули на задний план поиски универсальных подходов к исследованию революций.
Однако отличие «классических» или «великих» революций от всей совокупности близких к ним явлений и по радикальности, и по воздействию на мировую историю столь велико и очевидно, что попытки сгладить эти различия, свести их к чисто количественным параметрам в конечном счете обречены на неудачу. Если рассмотреть работы, в которых сопоставляются несколько революций, становится очевидным: никому не приходит в голову всерьез сравнивать российскую революцию 1917 года с французской 1830 года или с восстаниями в испанских провинциях в 40-х годах XVII века. Зато сопоставление с английской революцией XVII века, Великой Французской, а также китайской и мексиканской революциями представляется вполне правомерным, и к нему достаточно часто прибегают исследователи.
Вопрос о месте «классических» революций в мировой истории стал особенно актуальным в последние годы, когда произошел крах мировой коммунистической системы - сложное и многогранное историческое событие, в котором переплелись национально-освободительные движения, политические перевороты, радикальные социальные и экономические преобразования. Можно ли отнести все эти процессы к революционным? На этот счет нет единого мнения, однако некоторые исследователи ставят, например, события в России конца XX века в один ряд с Великой Французской революцией и большевистской революцией 1917 года. (Причем число сторонников такой позиции по мере продвижения российской революции постоянно возрастало).
В какой-то мере эта книга идет наперекор сложившейся традиции. Ее задача - исследование именно полномасштабных, «классических» революций, случавшихся в мировой истории достаточно редко, но оставивших в ней неизгладимый след. Причем революций, происходивших на самых различных этапах развития цивилизации: от еще не знавшей машинного производства Англии середины XVII века и до России конца XX века, времени информационных технологий и освоения космоса. Мы не обойдем вниманием и другие способы социальной трансформации, но рассмотрим их в контексте либо предпосылок, либо последствий великих революций.
Определенный подобным образом предмет исследования вызывает серьезные проблемы. Можно ли найти нечто общее в причинах, предпосылках явлений, происходивших в столь разное время, в столь различных регионах, в столь несхожих условиях? Положительный ответ на этот вопрос подразумевает, что общность причин может быть определена на достаточно абстрактном уровне: в каждой стране, в каждую эпоху они будут иметь свое конкретное обличие.
И все же схожесть просматривается достаточно четко. Революции происходят в тех странах, которые сталкиваются с принципиально новыми, нетипичными для них проблемами, порожденными как процессами внутреннего развития, так и общемировыми, глобальными тенденциями. При этом институциональная структура и психологические стереотипы населения этих государств не позволяют гибко приспосабливаться к новым требованиям; и эти встроенные ограничители, препятствующие адаптации, не удается устранить в процессе эволюционного развития. Если в системе общественных отношений нет внутренних преград, не позволяющих обществу адекватно реагировать на возникающие проблемы, приспособление возможно без революционных катаклизмов, хотя оно бывает достаточно болезненным. Таким образом, принципиальный фактор устойчивости структур и отношений, сложившихся в обществе - это их адаптивность, способность приспосабливаться к изменяющейся среде.
Февральская революция1917 года. Варианты развития
23- 27 февраля 1917 года система социально-экономических и общественно- политических противоречий, обостряемых неслыханными бедствиями империалистической войны, взорвалась стихийными выступлениями масс. Начавшись со столкновений у продовольственных магазинов и хлебных лавок, с демонстраций работниц петроградских заводов против войны и ...
Национально-освободительное движение народов Китая и Индии
В начале XX в. Китай фактически оставался полуколонией, хотя формально сохранял независимость. Ведущие державы Запада, а также Россия и Япония ускоренными темпами делили Китай на сферы влияния,
превращая эту страну в аграрно-сырьевой придаток своей экономики. В стране нарастал стихийный протест против проникновения иностранцев.
Кульми ...
СССР в середине 50-х-середине 60-х г.г.
На 19-м съезде партии (октябрь 1952) в руководстве страной выявились разногласия. Перетасовка высших должностных лиц продемонстрировала недоверие Сталина даже к своим ближайшим помощникам. В январе 1953 несколько известных врачей были обвинены в заговоре с целью убийства высших политиков. В сгущавшейся атмосфере Сталин внезапно умер 5 м ...